Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В крытых фургонах привезли на продажу зерно молокане. Кочевники продавали сыр мотал, коровье и буйволиное масло, другие — курдючных баранов и овец. Приближалось время, когда во всех домах делали заготовки на зиму, Все старались купить барана или овцу с большим курдюком; баранье мясо пережаривалось и плотно укладывалось в большие глиняные кувшины, а потом заливалось растопленным бараньим жиром. Приготовленное таким образом мясо держалось всю зиму.
Торг шел и в рядах с зерном, где продавали пшеницу, ячмень, рис, просо. Деньгами почти никто не расплачивался, да и брали их неохотно. Старались совершить выгодный обмен: за ячмень и пшеницу отдавали баранов. И так везде.
Я тоже ждал покупателя, с тоской глядя на снующих мимо меня, спорящих и торгующихся людей. Я предлагал свои дешевые, но отнюдь не крепкие руки. Сидя на корточках у изгороди, окружавшей базар, я терял всякую надежду устроиться к кому-нибудь на работу. Мое исхудалое лицо, старая изодранная одежда не привлекали внимания ищущих рабочую силу.
День близился к вечеру. Последний кусок чурека я доел еще рано утром, желудок давал знать о голоде. Я уже подумывал о том, что мне осталось только забраться в чужой сарай и там провести ночь, если не решусь обратиться с просьбой к молле Эхсану приютить меня. Но я гнал от себя эту мысль. Я помнил лицо его жены, когда отдавал ей пустую посуду. Да и в чужие сараи путь преграждают злые собаки, к которым у меня еще с Вюгарлы сохранилось чувство недоверия.
С площади, на которой был разбросан горадизский базар, выехал последний фургон молокан.
Я устал ждать. Становилось холоднее.
Только там, в самом дальнем верхнем конце села, было место, где лежали родные мне люди. Других близких в селе у меня нет.
Безучастно наблюдал я за тем, как замирает на базаре жизнь. Вдруг против меня остановил своего коня-трехлетка усатый мужчина.
— Кого ждешь, парень?
Что ему ответить? Кого я ждал?
А всадник не отставал:
— Ты что, язык проглотил? Кого ждешь, спрашиваю?
Я мрачно ответил:
— Хотел наняться на работу…
— Какую работу можешь делать?
— Любую. — Голос мой прозвучал хрипло.
— Хорошо, что любую. А откуда ты родом?
— Зангезурец я.
— Из какого села?
— Вюгарлы.
— Из чьих ты?
Я назвал имя отца.
— А где отец? Где мать?
Я ответил. Он задумался, отпустил поводья и, не глядя на меня, тихо сказал:
— Поедем со мной.
Каурый конь шел мелкой рысцой, но я, как ни старался, не поспевал за ним. Новый знакомый крикнул мне через плечо:
— Не можешь бежать побыстрее?
Я ответил ему, что недавно болел да к тому почти ничего не ел.
— Поэтому ноги у тебя склеились, что ли? — грубо пошутил он, но натянул поводья и придержал коня. — Садись на круп! — И помог взобраться на коня.
Конь шел мягкой рысью, голова моя раскачивалась в такт. Я не заметил как задремал… Когда открыл глаза, то с удивлением увидел и справа и слева всадников. Они переговаривались между собой, смеялись, шутили, рассказывали друг другу об удачных сделках. Уже было довольно темно, но мне удалось рассмотреть вблизи мужчину, который вез меня. Когда он почесал правой рукой голову, я увидел, что большой палец у него наполовину срезан. Он неожиданно повернул ко мне голову, и я заметил шрам на его верхней губе, прикрытой длинными усами. На голове огромная черная папаха.
С Аракса дул сильный ветер, но я был надежно укрыт за широкой спиной. Ногами упирался в крепкие гнезда хурджина, прихваченные веревками, чтобы из них ничего не вывалилось. Я снова закрыл глаза, равномерное покачивание убаюкивало, мысли роем кружились в голове.
Да, ни разу в жизни ни отец, ни мать не знали, что такое отдых. Каждый день — труд. Каждый день — заботы о маленьких, а потом и больших детях. Они подняли на ноги дочерей, плохо ли, хорошо ли, но увидели их замужними. Дождались внуков. Вот только не пришлось им сыграть свадьбу сына.
«Как только представится возможность, — думал я, — пойду к ним на могилы. Правильно ли я делаю, что еду с незнакомым человеком? Может, надо было сразу податься в Чайлар? Или в Учгардаш, где недалеко устроились Абдул и Яхши с детьми? Но я сбежал оттуда… Сбежать, а потом вернуться — тоже не дело… И к кому обратиться на первых порах? И потом — как одолеть этот длинный, тяжкий путь? Всего вернее: заработать денег, а потом и решать — куда идти».
Закрыв глаза, я покачивался на крупе коня, и мне казалось, что все случившееся со мной в последние месяцы и дни — дурной сон, и что стоит только открыть глаза, как окажусь на дороге, ведущей из Вюгарлы в Горис, и что везет меня на крупе своего коня Чавуш Бабаш прямо в караван-сарай Мешади Даргяха, который должен отдать мне деньги, присланные отцом из Баку.
Вдруг лошади замедлили бег. Я открыл глаза. Мы поднимались на довольно высокий, ровно уходящий вверх насыпной холм. Один из наших спутников обратился к человеку, сидевшему впереди меня:
— Черный Рафи! Не знаешь, когда построят железную дорогу?
Только что взошла луна, и я увидел, что по обеим сторонам насыпи высятся сложенные штабелями тяжелые, толстые брусья одинаковой длины, густо смазанные черной маслянистой жидкостью. За насыпью блестел и извивался змеей Аракс. Вдалеке, словно зубы гигантского дракона, вздымались синие горы.
Мы проехали еще немного и остановились. Две большие серые собаки закружились вокруг коня, виляя хвостами и повизгивая от радости. Рафи прикрикнул на них, и мы спешились. В наступившей тишине я услышал дальний вой шакалов.
Из кибитки вышла высокая женщина с тонкой талией. Следом появились два мальчика.
— Кого ты привез, Рафи? — спросила женщина, увидев меня.
— Привез парня, который будет тебе помощником, Айна.
Один из мальчиков, очень похожий на мать, смерил меня взглядом и, улыбаясь, сказал:
— У нас будет работник? А как его зовут?
Рафи подтолкнул меня вперед:
— Говори, как тебя зовут!
Я ответил. Женщина недовольно посмотрела на меня, сняла с коня хурджин. Старший мальчик держал коня под уздцы. Рафи снял седло, прикрыл коня попоной и отвел в конюшню.
— Парень рослый, но очень ослаб, голодать ему пришлось.
Вошли в кибитку. В центре пылал очаг. На треножнике что-то варилось в казане.
Хозяйка протянула мне ковш с водой:
— Полей хозяину, пусть умоется.
Пока я сливал хозяину на руки, серые псы кружили вокруг меня, скаля клыки, и повизгивали.
— Не бойся, —
